- Однажды у знакомых моей жены рожала собака, боксер по кличке Юта. Роды начались днем, около 11 часов, а Лена, так звали хозяйку, постеснялась нас побеспокоить. Зато вокруг собрались знающие друзья и соседи, которые не раз уже принимали роды и которым все известно.

Итак, Юта родила двух здоровеньких боксерят и одного мертвого щеночка. На этом ее родовая деятельность закончилась, хотя на ощупь в животе чувствовалось еще несколько щенков. И вот по советам друзей Лена начала стимулировать у собаки сокращения матки с помощью гормонального препарата окситоцина. Это естественный гормон у животных и человека. В виде лекарственного средства в медицинской и ветеринарной практике он очень избирательно в организме повышает тонус только гладкой мускулатуры матки и молочной железы, что делает его незаменимым в ряде терапевтических вмешательств, связанных с беременностью и гинекологическими патологиями.

Этим-то «чудесным препаратом» и стали делать уколы несчастной собаке. Однако, вопреки ожиданиям, щенки не вышли, а собака-мама чисто внешне чувствовала себя хорошо. После инъекций окситоцина ее живот напрягался и был очень плотным. Таким образом собаке помогали рожать. Когда ей сделали последний укол препарата, было около 2-х часов ночи. По свидетельству очевидцев, в животе у собаки образовался «словно плотный ком», а кроме всего прочего наблюдалось выраженное угнетение.

Только когда стало совсем плохо, а это было уже около 5 часов утра, решились обратиться к врачу. К счастью, у меня был подготовлен полный набор с хирургическими инструментами и медикаментами для проведения операций средней сложности. Уже из телефонного разговора стало понятно, что «кесарева сечения» не избежать…

Через час после звонка мы приступили к операции. Дело было летом, приспособили операционный стол в маленькой комнатушке с большим окном, выходящим на солнечную сторону. Солнышко еще только вставало, но его ласковых лучей никто из присутствующих не замечал. Когда я сделал инъекцию наркотика, собака даже не шелохнулась, она уже была в коматозном состоянии, каждая минута промедления работала против жизни пациента.

Я, как во сне, подготовил поле операции, выбрил и помыл Юте живот, обработал антисептиком и, наконец, сделал разрез. Кожа, небольшой слой подкожного жира, разрезаю брюшину – и ... руки опустились ... из разреза потекла буро-зеленая жижа с примесью крови и каких-то сгустков, хлопьев. Диагноз: разрыв матки.

В расстройстве от такого крайне неблагоприятного диагноза почти машинально проверил пульс, дыхание, зрачковый рефлекс: собака жива, наркоз не очень глубокий, надо продолжать операцию. Сделал разрез матки, вытащил двух мертвых щенков, давление в брюшной полости упало, и я смог сделать полную ревизию в животе.

Итог очень печальный: еще пять щенков, вышедших из матки через разрыв, плавали между петлями кишечника, а один из них добрался до самой диафрагмы (мышечная перегородка, отделяющая брюшную полость от грудной, в которой находятся легкие и сердце) к желудку. Все мертвые, у многих плацента разорвана, возможно, щенки долго агонизировали в брюшной полости матери, пока не погибли.

Занимаясь очисткой брюшной полости, я вдруг обнаруживаю, что пульс у Юты становится нитевидным, а дыхательные движения - очень редкими. Срочно внутривенно надо вводить поддерживающие жизнедеятельность средства. Не успеваю делать все сразу. Стало жарко, я нахожусь на самом солнцепеке, но, с другой стороны, это хорошо - чище и светлее импровизированная операционная.

Привлекаю к работе Марию, дочку Елены, она как операционная сестра готовит лекарства для инъекций и подает мне инструменты. Приступаю к зашиванию матки, собака начинает шевелиться, добавляю внутривенно наркоз, все делаю одновременно. Работаю почти автоматически, на рефлексах, а в голове одна мерзкая мысль: «Лишь бы успеть, прогноз неблагоприятный, лишь бы не умерла прямо сейчас».

Очень трудно передать мучительные переживания хирурга, чей пациент гибнет на операционном столе. Даже если врач понимает, что ни в чем не виноват, он всегда в таких ситуациях находится в эмоциональном тупике, из которого выбираться очень тяжко. Это, как правило, приводит к апатии, глубокой депрессии, что даром для хирурга не проходит.

С такими ощущениями мне пришлось продолжать операцию. Необходимо было обильно промыть брюшную полость. Готовясь к операции, на это я не рассчитывал, но для непредвиденных ситуаций в запасе был очень мощный поверхностно-активный антисептик – этоний. Его раствор, приготовленный прямо на кипяченой охлажденной воде, ввел в разрез живота.

Перебрал и отмыл все внутренности, расправил сальник, заправил зашитую матку и почти как после стирки, отжал собаку, выжав из нее лишнюю жидкость. Остальное было делом техники и не представляло особенных сложностей, оставалось только тягостное ощущение неблагоприятного исхода.

Надо вспомнить, что под большим вопросом, в связи с операцией, оказалась жизнь двух родившихся щеночков. Однако, о чудо природы (!), у второй собаки, тоже боксера, которая жила в той же квартире, пошло молоко. И хотя она не была беременной, но, по-видимому, переживания за свою подругу вызвали гормональный сдвиг в организме, что привело к молокоотделению.

У собаки проснулся материнский инстинкт, и она с большой охотой приняла щенят, как своих собственных. Впоследствии мне неоднократно удавалось наблюдать: если в доме живут две суки, и одна из них рожает, то у другой появляется молоко, и она может с видимым удовольствием кормить и оберегать чужих щеночков.

Закончив операцию, я оставил Лене и Маше рекомендации по поводу послеоперационного лечения собаки и уехал. Несколько дней меня не было в городе, и я был в неведении, как там самочувствие пациентки.

А когда вернулся, то с огромным облегчением узнал, что на следующий день после столь тяжелой операции Юта самостоятельно ходила гулять, и все основные функции организма постепенно восстанавливались. Она заинтересовалась щенками и отобрала их у приемной матери. В общем, на тот момент все закончилось благополучно, однако собака до конца своих дней осталась болезненной.